Честное октябрёнское!

Все мы родом из детства. Это трудно объяснить, но с годами воспоминания о нём становятся всё светлее и ярче, всё пронзительнее обостряются чувства от событий, происходивших с тобой впервые. События эти были разные; весёлые и грустные, счастливые и не очень, а, иногда и вовсе трагикомичные.
Я учился тогда в первом классе Кузовлевской восьмилетней школы. Была весна. В аккурат ко дню рождения Владимира Ильича Ленина, 22 апреля нас приняли в октябрята! Радость от этого события была заоблачной! Ещё бы! Тем более всем ребятам подарили красные звёздочки с портретом Володи Ульянова у которого были красивые золотистые кудри на голове. Мы все очень гордились, что стали октябрятами и очень старались оправдать это звание хорошей учёбой и работой на пришкольном участке. Нас разбили по «звёздочкам», где руководителем был пионер из старшеклассников. Я даже правила октябрят до сих пор помню:

Октябрята - будущие пионеры.
Октябрята - прилежные ребята, любят школу, уважают старших.
Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут.
Октябрята - правдивые и смелые, ловкие и умелые.
Октябрята - дружные ребята, читают и рисуют, играют и поют, весело живут.

Как известно, в те времена во всём Советском Союзе велась непримиримая борьба с церковью. И не дай Бог если кто-то будет замечен в богослужениях, а хуже того в крещении детей. С этой целью составлялись соответствующие списки с нарушителями и направлялись в райком. По этой причине я и не был крещён в младенчестве... Не смотря на всё это, у нас в доме висели иконы в «красном углу», а бабушка Арина читала Евангелие и показывала нам цветные картинки, на которых были изображены разные эпизоды из жизни святых. Особенно мне запомнилась картинка, где святой Серафим Саровский кормит медведя. Я просил бабушку прочитать мне об этом, но она сказала, что я сам должен это сделать. Текст был на старославянском, так, что читать я научился сначала на нём, а потом уж на русском. Бабушка постоянно охала, ну, как же так, Павлик -то не крещённый! Как же он жить-то будет? Обязательно, чтобы это слышал отец!
Вечером отец долго шептался о чём-то с матерью, а утром мне сказали, что я вместе с соседскими бабушками на следующий день рано утром должен буду идти в церковь, что бы меня там окрестили. Отец очень строго говорил о том, чтобы ни одна живая душа об этом не знала, иначе у него партбилет отобрать могут!
- Я никому не скажу! Честное октябрёнское! - отчеканил я, от чего отец вдруг весело засмеялся...
Путь предстоял неблизкий. Церковь находилась в соседнем Добровском районе в селе Путятино. Это около тридцати километров, если по - прямой. Но, так как местность была сплошь изрезана логами, да оврагами, то и путь соответственно удлинялся километров на пять-шесть. Я, конечно, не представлял себе сколь трудным для меня окажется эта дорога.
Ну, ходил я с пацанами за околицу села воровать кукурузу на колхозное поле, да пару раз взрослые брали меня с собой по грибы в так называемый Зенский лог. Да, ещё в Чечёры за коринкой бегали через полевой пруд, где-то за пять километров от дома. Но, чтобы около сорока километров пешком по полям, да оврагам - не представлял! Мне так радостно было на душе, что я, наконец-то, уйду куда-то далеко, далеко за синий горизонт в какую-то неизвестную мне страну, где находится сказочный дворец, в котором живёт боженька. Ещё я представлял ангелов с кудрявыми головками, как у Володи Ульянова. У них должны быть большие голубые глаза, белые крылышки. А ещё они, наверняка, летают по всему дворцу и поют чудесные песни... Так что о предстоящих трудностях я даже и не задумывался.
Мама приготовила мне туесок с нехитрой снедью, новые ботинки и рубашку в крупную клеточку. Ботинки мне привезла крёстная из Москвы ещё перед Новым годом, но поводов для того, чтобы их надеть, до сих пор не было.
... Заснул я под молитвы бабушки Арины, которая, по обыкновению, читала их перед большими религиозными праздниками до глубокой ночи. Когда меня разбудили, было ещё темно. Только свет от лампады разбрасывал причудливые тени по стене:
- Вставай, Павлик, вставай, а то все уже тебя ждут - шёпотом говорила мне мама,
Тебе ещё и поесть надо, путь-то неблизкий!
Я мигом вскочил, быстренько оделся, почти не жуя, проглотил пару блинчиков, запив их молоком и уже был готов в путь. Нательный крестик, который для меня принесла бабушка Нюра, я хранил до поры в спичечном коробке, чтобы никто не видел. Но в утренней суете я совсем забыл про заветную коробочку и отправился в путь вместе с бабушками, которым на тот момент было по тридцать пять, сорок лет. Бабушка Нюра, бабушка Аксинья и бабушка Кланя были вдовами, у которых мужья погибли на войне. С тех пор они и стали «старушками», повязав на голову чёрные платки, да так и не снимали их до конца жизни...
Как только мы вышли за околицу, стало подниматься солнышко. Весна выдалась ранняя и очень тёплая. Изумрудной зеленью отливали озимые поля, а так рано распустившиеся одуванчики создавали удивительно сказочную атмосферу этого искрящегося весеннего утра. Звонко пели птицы. А вокруг -необъятные просторы звенящего степного черноземья, да синие горизонты... Шли мы по каким-то, известным только моим бабушкам, тропинкам. То по лугам раздольным, то по оврагам и балкам, то по каким-то посадкам. Время между тем близилось к обеду, но «старушки» шли, как заведённые, читая при этом молитвы. Я начал уставать, а, иногда, и отставать, но не отдыхал, потому что боялся потеряться. Дело в том, что к нам начали присоединяться незнакомые мне люди из других сёл, которые тоже спешили в храм. Я заметил, что среди идущих не было ни одного мужика! Меня это удивило, но вопросов я не задавал. Новые ботинки начали натирать ноги. Было уже невыносимо терпеть эти страдания, и я втихаря снял их, продолжая путь босиком, как привык. Мы ведь с пацанами, как только появлялись первые проталины, скидывали обувь и до вечера «гоняли» босиком, играя то в «Чижика», то в лапту. И никто никогда не болел!
Впереди за оврагом показалась какая-то деревня. Навстречу нам пастух гнал стадо коров на выпас, при этом громко щелкая хлыстом и что-то постоянно крича. Мы отошли в сторону, пропустив бурёнок и через некоторое время оказались в деревне, как две капли воды, похожую на Кузовлево. Те же соломенные крыши, тот же разрушенный храм...
Бабушка Нюра объявила привал. С разрешения хозяев одного из домов, мы расположились под черёмухой, которая росла рядом с бревенчатым крылечком. Я первый раз в жизни почувствовал неимоверное блаженство от того, что наконец - то сел под деревом вытянув ноги, боясь даже пошевелиться. Пообедав, чем Бог послал, (так бабушка Кланя говорила) и ещё немного отдохнув, мы снова отправились в путь. Как ни странно, но вторая половина пути мне далась намного легче, я даже своих «старушек» порой обгонял. И откуда такая прыть взялась! Наверное, от того, что уж очень хотелось побыстрее увидеть эту загадочную церковь...
Как-то неожиданно в лучах, уже заходящего солнца, вспыхнули золочёные кресты, на показавшемся из-за пригорка белокаменном храме. Дальше я уже не шёл, а бежал. Как не кричала бабушка Нюра, чтобы я вернулся к ним, а то, не дай Бог, потеряюсь, всё напрасно.
Приблизившись к железной ограде, я остановился и задрав голову, посмотрел на колокольню. Она была в лучах, уже спрятавшегося за горизонт солнышка и, на фоне тёмно-фиолетового неба, выглядела как огромная горящая свеча! Народу возле церкви собралось достаточно много, и я начал искать своих бабушек. Так как все женщины были в одинаковых чёрных платках и длинных юбках, «своих» отыскать в этой толпе народу было очень сложно.
Но, выход я всё же нашёл! Просто встал перед воротами и ждал. Минут через десять бабушка Нюра, взяв меня за шиворот, повела к месту, где расположились все «наши». Внутри ограды, недалеко от входа, прямо на траве были расстелены одеяла, на которых нам предстояло провести ночь. Бабушки меня накормили и уложили спать, накрыв меня какими-то сюртуками...Уснул я, практически, сразу и даже не подозревал, что мои «старушки» в это время были на всенощном бдении …
Проснулся я от того, что бабушка Кланя трясла меня за лечи и приговаривала: «Вставай, Павлик, уже пора!» Я быстренько поднялся, сходил по указанному месту, умылся из ведра колодезной водой и вместе с бабушками, крестясь, встал перед воротами церкви Казанской иконы Божией Матери. Зазвенели колокола, и мы вошли в Храм!
Первые впечатления меня слегка огорчили. Мне показалось, что в храме почему-то темно, хотя на всех церковных подсвечниках горели свечи. Пахло ладаном и подгоревшим воском. Я посмотрел вверх и увидел там боженьку. Он сидел на трое в белых облаках и смотрел на нас с высоты каким-то пронзительным и, в то же время, грустным взглядом. Ангелочки там тоже были. Они выглядели точно так же, как я их и представлял. Золотистые кудряшки, все круглолицые и с крылышками. Правда они были нарисованы и, конечно же, не пели весёлых песен и не летали по храму... Кто-то дал мне свечку и я, повинуясь какому-то древнему инстинкту, подошёл к подсвечнику зажёг её от другой, поставил её в свободную ячейку и перекрестился! Мне, конечно, говорили, как и что надо делать в храме, но я умел только правильно креститься...Затем все вдруг освободили проход и выстроились в два ряда. Я в своём ряду стоял впереди и делал то, что делали другие, низко склонив голову ждал появления батюшки. А в голове теснились разные мысли; ты же октябрёнок! Если кто узнает о том, что я здесь был, то у папы партбилет отберут, а меня из школы выгонят! Нам учительница, Марина Федосеевна, говорила о том, что те, кто ходит в церковь поступают очень плохо, что никакого Бога нет, что настоящий октябрёнок - атеист! Вот так-то!
Мои нехорошие мысли были прерваны небольшим оживлением, вызванным появлением батюшки! Он был похож на царя из картинок, которые я видел в школе. Большая седая борода, золочёное кадило и внезапно вспыхнувший свет вмиг отогнали от меня мои тёмные мысли. Он проходил и, почти, каждому говорил: «С праздником!» Подровнявшись со мной, он остановился и очень пристально на меня посмотрел, затем улыбнулся и как-то очень ласково сказал именно мне: «С праздником». После паузы, в наступившей вдруг тишине, я очень громко, видимо с перепугу крикнул: «С праздником!» После этого, стоявшая позади меня бабушка Нюра схватила меня и поставила в третий ряд, где я уже никого и ничего не видел, кроме чёрных платков и горящих свечей...
Служба мне показалось очень утомительной и долгой, но я стойко переносил все трудности и с нетерпением ждал, когда же, наконец, меня крестить будут! И вот, этот момент наступил. Бабушка Нюра вновь взяла меня за «шкирку» и вытолкнула к большой круглой чаше с водой, у которой собралось с десяток таких же, как и я не крещённых. Рядом стоял батюшка и спрашивал у каждого подходившему к нему ребёнку: «Есть ли у тебя нательный крестик?» Когда я услышал об этом, то стал лихорадочно его искать... И тут я вспомнил, что забыл его в том злополучном коробке из-под спичек на подоконнике рядом с Ванькой-мокрым около горшочка! Мне так стало стыдно и так обидно, что я не выдержал и разрыдался прямо перед батюшкой! Он меня начал успокаивать и спросил почему я так горько плачу. Я, не в силах сдержать слёзы, так же громко, как и в первый раз, ответил батюшке: «Да есть у меня нательный крестик! Только я его дома забыл! Честное октябрёнское!»
Никогда не слышал, чтобы так громко, раскатисто, до слёз смеялся батюшка! Вытираясь платком, и, немного успокоившись он подозвал монахиню, что-то ей сказал, продолжая при этом смеяться, но уже в бороду. Монахиня принесла крестик на золотой цепочке, который батюшка сам на меня надел... Дальше всё происходило по церковному канону, а когда всё закончилось, бабушки меня поздравили и угостили сладкими пирожками, которые пришлись очень кстати! Домой я просто летел, как на крыльях, которые были у ангелочком с личиками очень похожими на Володю Ульянова.

Павел Кузовлев